В программе "Переплет" – "Фривольный сон уфимского литератора", первый том собрания сочинений Александра Иликаева. Передача вышла в эфир "Радио России-Башкортостан" в субботу, 8 июля 2023 г.
Александр Сергеевич Иликаев – писатель, кандидат политических наук, автор книг "Призрак девушки", "Мифы древних славян", "Большая книга славянских мифов", "Большая книга скандинавских мифов. Более 150 преданий и легенд" (совместно с Ренартом Шариповым), член литературных объединений УЛИСС, УФЛИ.
О политике
"Опыт показывает, и это слова английского писателя Сомерсета Моэма, который работал в английской разведке и на своем опыте убедился, что литераторы и, надо полагать, ученые, пытались иной раз заниматься политикой, но в лучшем случае из этого ничего не выходило. Поэтому пусть политикой занимаются профессиональные политики, а мы можем как-то это воспринимать, иметь свою позицию, мнение, но не более того.
Политика – везде у нас. В любом случае, она тебя настигает, поэтому все равно какое-то отношение имеешь. Даже если ты пишешь о каких-то отдаленных временах, пишешь о той политике. Политики не будет, наверно, если ты будешь писателем-анималистом вроде Бианки, о зверушках если писать… По крайней мере, там политика нечеловеческая".
О мифотворчестве и исторической реконструкции
"Мифология – это начало литературы, науки и философии. Единство такое. Мифология помогает представить те времена, когда еще не было письменности, от которых не сохранилось никаких документов, только археологические свидетельства. Но они молчат. Надо уметь из "разговорить". И вот ученые, исследуя языки, народы современные, исторические записи, потихоньку углубляются в прошлое, реконструируют. И, конечно, я, как человек с историческим образованием, подходил как ученый (Речь о рассказе "Первый лук" – ред.).
Когда Флобер писал "Саламбо", он превратился в ученого, писал, что его стол завален научными трудами. Когда его обвинили в том, что он отошел от исторической правды, позволил себе много вымысла, он яростно отвечал критикам, ссылался на свои выписки из исторических документов. Я старался придерживаться исторической правды даже где-то в плане языков, описания животного мира, растительного.
Вот у нас есть в Уфе Курочкина гора, она никакого отношения к курице не имеет, к фамилии Курочкин, скорее всего, тоже не имеет отношения – это более поздняя легенда. Скорее всего, она имеет отношение к финно-угорским, уральским языкам. Там это слово, звучащее как "курук" примерно, означает "гора". Кстати, и в тюркских языках, и в шумерском есть похожее. Потому что это, действительно, какое-то древнее единство. Все эти слова идут из глубокой древности.
Пуй-нер-пюч – это единорог. Я брал, так называемый, прауральский язык, реконструированный учеными, который существовал где-то в VI тысячелетии до нашей эры. Эти слова встречаются, например, в языке саамов, считаются пришедшими из более глубокой древности. Есть версия, что это слова людей каменного века, того языка, который сохранился у саамов. Саамы сейчас далеко живут от нынешней территории Башкирии, но когда-то предки саамов жили в непосредственной близости. Народы смещались в течение тысячелетий. И поэтому можно такие реконструкции позволить".
Об Уфимском полуострове
"Современный облик наша территория приобрела в период с X по VIII тысячелетие до н.э. примерно. И животный мир стал таким, каким мы его знаем. Но это еще переходное время. В X еще и мамонты могли встречаться, то есть это самый край каменного века, за которым последовало изменение климата. Конечно, Уральские горы были повыше, вершины были лысые, более впечатляюще смотрелись. Сейчас же многие хребты скрыты густым лесом".
О Лысой горе и уфимских ведьмах
"Так называемое Чертово городище – это за санаторием "Зеленая роща", там в начале XX века еще маевки проводили, есть памятный камень. Насчет места шабаша, конечно, я выдумал, хотя иной раз проскальзывает, что бывают веселые компании даже на кладбищах. Но рассказ шуточный, конечно".
О писателях
"Есть такое убеждение, что не стоит писать рассказы о писателях, потому что это будет понятно только писателям. Но у того же Моэма есть целый роман о писателях. Я, естественно, никак не мог знать тот литературный кружок, но мне было интересно, любопытно читать. Я думаю, людям тоже будет интересно почитать о сообществе уфимских литераторов.
Я считаю, нужно писать о том, что хорошо знаешь. Лучше всего мы, уфимцы, можем написать об Уфе".
О высшем виде развлечения
"Вообще, писательство – странное дело, потому что человек садится, пишет выдумки. Художественная литература ничему не учит, ничего не доказывает, просто развлекает людей. При этом если человек что-то вынес из нее – замечательно.
Школьная классика тоже ничему не учит, более того, она сбить с толку может. Например, тот же "Евгений Онегин" сбивает с толку – там неправильная модель поведения: абсолютизируется верность Татьяны нелюбимому мужу. Просто во времена Пушкина развод был сопряжен с чудовищными трудностями, был редчайшим исключением. Сейчас все по-другому. Если нет любви, нет никакого смысла вместе находиться. Это вам любой толковый священник скажет.
Все попытки чему-то научить в лучшем случае ничем заканчивались, в худшем – создавались мертворожденные произведения идеологического характера, цена которым – грош, и чудовищные агитки.
Сколько было разговоров, что литература закончилась, будет только "Тик-Ток" и еще что-то такое. Но молодежь читает, студенты читают. И классику, и современное. На перемене кто-то идет в буфет, а кто-то читает Достоевского или Фаулза, Пелевина, или еще что-нибудь.
Это развлечение интеллектуальное. Я не хочу сказать, что литература – развлечение низшего порядка, это высший вид развлечения. Чем книга серьезнее, тем большего она к себе внимания требует. Но она и вознаграждает потом. Читатель получает удовлетворение от того, что он проник в замысле автора. Если произведение по-настоящему многоплановое, он может открыть те смыслы, которые автор и не закладывал. И самое главное – художественная проза обладает максимальной выразительностью. В каком-то смысле у нее есть и назначение что-то открывать".
О воображении, правде и фальши
"Я уже сказал, что литература ничему не учит – для этого есть учебники, научная литература. Если человек хочет серьезно разобраться в проблеме, наверное, неправильно набрать рассказов, романов, обращающихся к этой проблеме, и на основании этого изучить вопрос. Например, если вы хотите изучить сказки, надо взять Проппа, академические издания сказок с комментариями того же Барага (наш был преподаватель, кстати). Но художественная проза в концентрированной форме может открыть какие-то истины, какие сотни монографий не откроют.
Не мной замечено, что можно Россию конца XIX – начала XX века изучить по документам, но вы не почувствуете дух этой эпохи! А чтобы почувствовать, достаточно несколько рассказов Чехова почитать, и все будет ясно. Вы увидите тех русских людей, которые тогда жили, можете представить даже нашу Уфу в образе какого-нибудь губернского города.
Автор художественной прозы своим воображением подключается, можно сказать, к какой-то ноосфере, где, я уверен, все равно какие-то вещи сохраняются. Я думаю, люди даже в разные эпохи, может, думали по-разному, но чувствовали одинаково. Ты подключаешься к этим мыслям, чувствам, представляешь это. Вот в этом волшебство фантазии и заключается. И в этом, кстати, отличие от журналистики. Автор художественной прозы старается быть максимально правдив, прежде всего, по отношению к самому себе, из этого уже рождается художественная правда, своя система возникает внутри каждого рассказа. И есть какие-то сюжеты, обстоятельства, за которые конкретный автор не берется".
Также в интервью:
- о короле Андорры и переломных временах;
- о самом удобном и приятном "непечатном" жанре;
- о главном вопросе Богу и смысле всего;
- об игре с читателем и дефиците рассказчиков;
- о чеховском многоточии, бунинском "ностальжи", неубедительности хэппи-энда;
- об эгоизме и одиночестве;
- о капитализме, который догнал и накрыл;
- об уфимской "Стрекозе", рожденной из вымысла;
- о фривольности и сновидениях;
- о вечных ценностях и привлекательных идеалах;
- о Куштау и практической пользе ноосферных струн;
- авторское чтение рассказа "Бог из травы".
Александр Иликаев: "Наша литература напоминает провинциала, приехавшего в большой город: страшно наивен, всему удивляется, всему верит… Я думаю, нам надо двигаться к большей свободе в мыслях, в текстах. Запретных тем у литератора нет, ему лишь запрещено писать плохо".
