Проект:

Переплет

"Бонд с кнопкой": "Я рад, что могу продавать тот воздух, которым проще и легче дышать"

"Бонд с кнопкой" – это Илья, его голос, тексты, музыка, а также разные музыканты, с которыми он время от времени сотрудничает.
"Бонд с кнопкой": "Я рад, что могу продавать тот воздух, которым проще и легче дышать"

Группа возникла в 2017 году в Нефтекамске. 28 сентября 2023 года выйдет в свет "Путешествие" – первый полноформатный альбом. С 29 июля по 12 августа "Бонд…" находится в акустическом туре, который начался в Москве, продолжился в Уфе, Нефтекамске и Казани, а завершится в Екатеринбурге. Илья представляет публике грядущий релиз, сингл "интернационал", а также думает о благотворительности, о чем, в частности, он рассказал в программе "Переплет" на "Радио России-Башкортостан" в субботу, 5 августа 2023 г.

"Мне хочется сделать что-то полезное и хорошее, поэтому все роялти и, возможно, часть денег с тура, если я не помру от голода, пойдет в фонд "Четыре лапки", который находится в Якутии. Когда есть фонд помощи животным, значит, что-то в этом мире хорошо. Животным – потому что они не могут ничего сказать.

Не очень люблю слово "пассионарий", но тот фонд, который находится в Якутске и спасает в – 50 каких-то котов, это хорошо… Такие пассионарии, люди, которые находятся где-то во льдах бытия человеческого и из этого льда выковыривающие что-то живое, это ценно…"

В 2018 году Илья поступил в Московский государственный институт культуры (мастерская Андрея Тимофеева), специальность – "литературное творчество", теперь он дипломированный литературный работник.

  • "Я перестал писать по причине того, что учился в творческом институте".

"В 2018 году был такой условный пик, когда мы и на радио ходим, и на "КоРифеях" выступаем, и нам это кажется хорошим результатом. Потом три года такого не было, потому что нигде нет больше такой женщины как Светлана Рустэмовна Чураева (организатор литературной школы "КоРифеи" и одноименного фестиваля), которой зачем-то нужны эти маленькие детишки, поющие, танцующие, пишущие.

Мы все раскидались в разные стороны, наш клавишник уехал в Казахстан, остался только я. У меня не было планов набирать состав постоянный, и до сих пор такого плана нет. Я понял, что мне проще, понятнее одному. Но ребята, которые сейчас со мной, уже довольно долго (в группе), год будет в сентябре. И мы работаем. Надеюсь, будем работать дальше".

О трех годах затишья

"Ждешь какой-то манны небесной. Нельзя быть человеком, сидящим дома, пишущим что-то в стол и думающим, что это как-то сработает. Я так думал, и это большая ошибка, это очень много времени заняло. И это печально".

и публикациях (некоторые рассказы и стихи Ильи опубликованы)

"Они должны были быть опубликованы, когда я их написал, тогда это было бы интересно. А когда их публикуют спустя пять лет, мне это абсолютно не интересно.

Они есть, существуют в таком никому не нужном медиапространстве, как, например, журнал "Формаслов". Все журналы, которые существуют в таком формате… Это отвратительно, мне кажется. Что это вообще? Зачем это?

Журнал литературный должен существовать толстой книжкой, как вот "Бельские просторы" или "Наш Современник", как бы он ни был плох – косный, совковый, не интересный абсолютно.

Толстые журналы как явление интересны. Какие-то люди собираются в каких-то библиотеках, семь человек приходят на это мероприятие, все такие радостные сидят, смотрят друг на друга. Это издается как бы писателями для писателей: мы пишем, мы читаем. Писать надо для того, кто не пишет.

Я хочу, у меня есть такая потребность, как бы детская мечта – выпустить книжку. Правда, для этого нужно пойти в "Эксмо", но меня там не ждут" (смеется).

О литературных пабликах в Сети

"Со стишками порог входа проще, как мне кажется… Стихи хорошие могут пробиться в Сеть. Я знаю много неплохих поэтов, которые довольно читабельны, популярны. В них такой зародышный вариант стадионного поэтизма, как был у Евтушенко и тех ребят в 60-х годах.

Если бы какой-нибудь прозаик попытался подняться на уровень Полозковой, то это был бы какой-то очень плохой прозаик, и этому есть очень хороший пример – Полярный (Александр Полярный – ред.).

Пелевин? Так он и старый. Наверно, ему миллион лет. Не существует 23-летних романтиков, которые бы как Байрон ели опиум ложками и были бы гениальными. Таких людей сейчас нет. Потому что их некому обеспечивать, наверное. Гений рождается в среде, которая требует гения. Наша среда не требует гения. За пять лет учебы в вузе я ощутил острую нехватку гения. Знаете, как мессия – должен прийти в какой-то момент, но он не придет, потому что мы не ждем, мы боимся, потому что мы выясним, что мы все – кака, нехорошие люди, пишем плохо, думаем плохо, абсолютно не то делаем".

О гениях, теологии, апокрифах и лакунах

"Мне Бродский нравится. Есть вот люди талантливые, есть очень талантливые люди, и они все существуют в рамках канона какого-то ремесла. Мы все можем писать ямбом, хореем, амфибрахием – чем попало. А кто-то может взять и перепрыгнуть через все и написать, как он хочет. Это будет гениально в той мере, в которой это будет хорошо. Я говорю про то, что Бродский для меня – гений, потому что есть ореол гения вокруг этого человека. Поэт – это, прежде всего, окружение поэта. Полозкова классная, потому что у нее дофига фанатов. Так можно сформулировать, сильно утрируя.

Мне очень нравится Довлатов. Это не поменялось с того времени, когда мне было 17.

Я разлюбил западную литературу почему-то. Я вообразил себе, что все это не очень интересно. Философия какая-то пустоватая, ее как будто нет, я не понял, это как бы проблема моего мозга, что он перестал воспринимать какую-то такую трогательную детскую ранимую философию, как экзистенциализм. Я в какой-то момент подсел на теологию. Вот это наука! (смеется). У меня был период увлечения религией. Я читал Кураева, Григория Сковороду, отца Феофана (конец 19 века). У нас же была сильная религиозная философия. Такие люди появлялись, какие-то очень аскетичные, суровые. Это было интересно.

Меня почему-то очень поразила история Варфоломея. Я был маленький, мне было лет 13, я попал в Милан, увидел в соборе статую жуткую – Варфоломея без кожи. Это известная казнь апостола Варфоломея, когда ему сдирают кожу. И меня это впечатлило тогда. Вниз головой распять…зачем? Я понял, что всех апостолов распяли. И меня это очень поразило. Насколько уверены эти люди были.

Есть хорошие апокрифы, например, Евангелие от Иуды, а есть Паоло Коэльо. Те апокрифы, которые пишет Коэльо, например, про пророка Илию или про кого-то еще, никакого нового взгляда на религию мне не давали никогда.

В какой-то момент я у Кураева обнаружил такую мысль потрясающую, что вся гуманитарная наука, которая существует, образовалась путем того, что в Библии была лакуна. Из чего человек появился? Когда мы говорим про какую-нибудь религию шумеров, мы видим там некий "замес", а как будто бы для религий авраамических нет такого технического "замеса", хотя есть с ребром момент. Но сам факт, что Адам сделан из любви не как раб божий, а как сын, как любовь – вот это интересно. И меня очень поразило, что из библейской недосказанности вышла наука. То есть могли войти Платон и Аристотель, и получилось то, что получилось в виде схоластиков и патристиков. И вот как оно развивалось – это потрясающе, на мой взгляд. Из-за "дыры" в одной книжке. Прикольно".

Об аскетизме, ломке образного ряда и веригах

"У меня сложные очень отношения с религией. С моей бывшей прекрасной пассией мы бродили как ошпаренные по монастырям. Я такой был влюбленный! Она, наверно, тоже, но мы оба этого не признавали, потому что настойчиво смотрели на какие-нибудь фрески или что-то такое. И меня это поражало. Но поиск символов и знаков отдает немножечко просвещением. Это глупо, с моей точки зрения. То есть поиск какого-то внешнего смысла. Не очень полезная идея.

Мне близок аскетизм. У меня нет дома плиты и холодильника. Я думал, что если я выкину, условно говоря, диван, жизнь у меня как-то изменится, не буду есть мясо – жизнь как-то изменится… Она никак не меняется. И брейся ты налысо, не брейся ты налысо, отрежь себе голову – в ней будут одни и те же мысли, что были до этого.

Я ничего не сделаю с этим фактом, что типа я пишу стишки, я пишу песенки, ну, наверное, я бард, а может и не бард. У меня нет никакого музыкального образования. Назвать это песнями, каким-то произведением, язык не повернется. Не то что я их не люблю – я оцениваю здраво то, что делаю. Возможно. Вот тоже вопрос – как вы будете оценивать тот или иной текст? Что есть хороший текст? Мы, кстати, зря отказываемся от категории нравится / не нравится.

Современный конвенциональный стих немножечко лишается системы образов. На мой взгляд, это такая тенденция в стишках, которых я читал за последние пять лет. Образный ряд ломается из-за тектонического движения языка, которое сейчас происходит. Перманентно и очень быстро. И потому нереально состряпать образный ряд из тех сем, которые мы сейчас имеем. (Это очень душниловская речь сейчас была). Я думаю, сам вопрос образа он выходит в область метатекста, а не конкретно текста.

Бродский суггестивен. Он такой: "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…", и ты такой: "Окей, я тебя понял". Есть ряд приемов, которые работают так же, как образы, как мне кажется. Это вот императивы какие-то, то же "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку…", и какие-то высказывания, типа "Каждый пред Богом наг". Высказывания, которые примерно каждого человека цепляют, успокаивают, что какая-то истина сформулирована за меня. Я думаю, поэтому люди читают книжки.

Еще образы точечные. Тоже из Бродского приведу пример: "За рубашкой в комод полезешь, и день потерян". Или, "Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…" Бродский как будто цепляет жизнь. А Полозкова цепляет жизнь и пытается ее расширить.

Я почему так много об этом говорю, потому что я работу дипломную писал про верлибры. Работа плохая, честно говоря. По крайней мере, так говорит Умка, она ее рецензировала. Конечно, защитил, куда деваться. Честно сказать, мне тоже не нравятся верлибры. Я придумал для себя выражение "с веригами по верлибру" – пойти посмотреть, что это такое. У меня такое часто бывает, я по такому принципу еду в тундру периодически и играю концерты.

Почитать? Нет, не дай бог, не сегодня. Я не очень хороший поэт без фона.

  • Мне необходим фон. Если бы я был как Иосиф, фон мне был бы не нужен".

Также в интервью:

– "Я просто пытался быть ироничным": песня "Море" из первого альбома, как шутка о смерти, "спетая голосом диснеевских принцесс";

– "Путешествие": 28 сентября выйдет первый полноформатный альбом группы "Бонд с кнопкой";

– "интернационал" с маленькой буквы: лирический герой на обломках старого мира;

– "Все цыгане": с кем записан "интернационал";

– "Я поехал кукухой на теме хоров": каким будет еще один "интернационал";

– "Я написал "Путеводитель", это очень смешно": что значит быть волонтером на Диксоне;

– "Я поездил по тундре. Довлатов прав…": что делал вахтовик Илья на Таймыре;

– "Я носил гробы. Жизнь стала гораздо смешнее": о первом рабочем дне в ГБУ "Ритуал";

– "Я перестал писать по причине того, что учился в творческом институте": о пофигизме, мракобесии и отвращении к литераторам;

– "Критика помогает понимать, а не развиваться": немного о Гоголе и Белинском;

– "Необходимо кучкование": о разных фестивалях;

– "Надо делать хорошо там, где ты живешь": о "Голосе кочевников" и пассионариях на периферии;

– "Вот выключат интернет, кто вспомнит о нас?": о потенциале человеческой памяти.

– "Мы здесь, чтобы дарить свет друг другу и радоваться этому. Точка".