Как две дивизии – 170-я из Стерлитамака и Давлеканово и 186-я из Уфы – вместе с другими соединениями 22-й армии сорвали план фашистского блицкрига; какую роль играло землячество в военное время, что такое "духовное землячество" и почему оно важно в наши дни; почему история сегодня стала оружием и надо ли менять подходы к преподаванию истории как предмета; как по-новому открыл республику конкурс "Отцовская доблесть" и почему так важна тема юбилеев.
Об этом поговорили во вторник, 9 мая 2023 г., в программе "Земля Санниковой" на "Радио России-Башкортостан".
Гость студии – и.о председателя Общественной палаты РБ, военный историк, руководитель регионального отделения Российского военно-исторического общества в РБ, заведующий кафедрой Уфимского университета науки и технологий, кандидат исторических наук, член-корреспондент Академии военных наук Рамиль Рахимов.
О семейной истории, окопной правде и открытиях поисковиков
Н.С.: Для многих День Победы связан с семейной историей. Ваш отец, Рахимов Насибулла Фаткуллович, воевал в 170-й стрелковой дивизии…
Р.Р.: Да. Он начал войну в 170-й стрелковой дивизии. Был разведчиком. Два раза они ходили в тыл врага, привели языка. Во второй поход он был тяжело ранен, отправлен в госпиталь в Казани. Излечившись в госпитале, поступил в пензенское военно-артиллерийское училище, стал офицером, минометчиком. Защищал, оборонял Кавказ, на Тамани, потом высаживался десантом в Крым, освобождали они Керчь, он был опять ранен. Потом освобождал Севастополь, штурмовал Сапун-гору. Затем боевые действия перешли в Литву, под Шяуляем они воевали. И он штурмовал Кенигсберг. Войну он закончил в 1945 году на побережье Балтийского моря. Вот такая судьба. Дважды был ранен. Четыре боевых ордена. Прошел войну человек.
Н.С.: Он что-то рассказывал?
Р.Р.: Он старался рассказывать какие-то юмористические случаи, как он попадал в какие-то ситуации нелепые или еще что-то. Но много подробностей кровавых он старался не говорить. Рассказывал, конечно, о трагических вещах. И мы смотрели фильмы, он говорил, что это все неправда, это все неправда, это все неправда. Потом посмотрели фильм "Они сражались за Родину", он сказал: "Вот этот фильм – правда". Как одеты, как они говорят... И я понимал, что мы имеем свое представление, а у него было свое.
Он был активным членом Совета ветеранов города, они собирались, выезжали на места боев. Их приглашали, очень хорошо встречали на Кубани, в Крыму. В станицах прямо на центральной улице ставили столы, несли всякую снедь. Ветеранов очень ценили, любили и уважали. Это была народная память. Вот сейчас у нас "Бессмертный полк", он в этом году не состоялся, но он состоится в любом случае – он в нашей памяти состоялся навсегда – и это и есть семейная память. Через семейную память мы помним эту войну. Мы немножко ее по-другому помним. Потому что так получилось, там было сталинское время, как историк могу сказать, что некоторые вещи давались с позиции только того, как видел Сталин и его окружение.
- То есть у нас историография очень долго шла, продиралась к историческим документам, многие были засекречены. Сейчас мы понимаем, что победил весь советский народ. Это и тыл, и фронт – все вместе. Победителей – миллионы. И, разумеется, каждый из них – герой.
В 60-70-е годы мы с отцом любили читать мемуары Жукова, Мерецкова, но это маршалы видели. А я спрашивал, как на фронте. И отец говорил, что это бомбы, грохот, кровь, бомбы, кровь… И все. А мемуаров солдат не было, им не разрешалось или они не писали – на войне не до этого.
В конечном итоге мы эту окопную правду начали узнавать немножко по-другому. Многое сейчас нам дают поисковики. Например, про 170-ю дивизию поисковики рассказывали. Когда окопов не было в 1941-м, там были ячейки, просто такие ямки, где солдат укрывался. И вот поисковики говорят, что находят эти ячейки вдоль дороги (они обороняли дорогу), и там лежат мосинские гильзы. То есть сидел стрелок, стрелял, стрелял, все гильзы отстрелял, и рядом лежит гильза от маузера. То есть немец подошел и вместо того, чтобы безоружного взять в плен, просто его пристрелил. И вот последняя гильза – маузеровская. Вот так.
Мы теперь понимаем весь массив этого подвига. Представь себе, горячей воды ведь не было, электричества во многих местах не было, были керосинки…
Н.С.: Люди, наверное, болели, были и простуды, и грипп…
Р.Р.: Я у отца спрашивал. Он говорил, что на фронте под бомбами никакой болезни нет. А потом, после войны, люди умирали. Фронтовики вернулись, и болезни нахлынули, и сразу после войны многие стали умирать, молодые даже – сил не было, надорвались они все. Это очень трагическая вещь, но, с другой стороны, она и героическая, поэтому у нас и День Победы – со слезами на глазах. Но это наш праздник, наша гордость, мы победили. И нам здесь нечего стесняться. У нас есть День скорби, 22 июня, а 9 мая – День Победы.
О медленно летящих кинопулях и самом страшном дне войны
Это такая голливудская технология пошла. Ну, вроде вот так молодежи она "заходит". Там многое сейчас идет фантастики, фильмы про "попаданцев", когда из современности попали туда, фантастические элементы.
И ситуация не совсем верная. Потому что европейская идеология тогда говорила, что надо всем, так сказать, покаяться и примириться, что никакого террора в отношении других не было, а был только Холокост в отношении еврейского населения. Конечно, это была страшная трагедия еврейского народа, но был и террор против других народов. Это мы знаем.
- Начали показывать, что у немецких нацистов там "человеческое лицо". Да не было человеческого лица у них, у большинства, а если даже у кого-то было – это исключение, а на самом деле все они были заражены этой страшной идеологией нацизма, человеконенавистничества. Это надо всегда понимать, это страшная вещь.
Я служил в армии, был солдатом, минометчиком. Окапывали капонир для миномета, для боеприпасов. И я знаю, что такое лопатка, как ей выкопать капонир и еще себе щель от бомбардировки и окопчик. И сколько это труда, да под жарким солнцем, и надо без вопросов через два часа чтобы это было. И я представляю, как солдаты это делали под обстрелом, под пулями и бомбами, и надо было спасти, в первую очередь, самого себя, а не норматив какой-то выполнить. И это каждый день, и так каждый раз. Пусть люди попробуют вот это делать, а потом будем смотреть, как медленно и красиво пуля летит или еще что-то происходит.
Просто надо это понимать, что тяжелая была ситуация. Но я вот смотрел фотографии отцовские и фотографии кинохроники – люди остались людьми! Старались бриться, мыться. Они не завшивели, боролись со всеми этими делами.
Была и светлая любовь. Вот у Мусы Гареева, я знаком с его семьей, – прекрасная фронтовая светлая любовь. Были хорошие чувства, понимаете. И вот недавно, когда мы ездили в Донбасс, нашли в музее в Петровском записку на арабском языке. Там она хранится. Говорят, вот здесь лежали убитые солдаты и лежала эта записка, наверно, молитва исламская. Мы взяли, у меня ребята по проекту "Возвращенные имена" перевели, оказалось, что это – стихи, самодельные стихи. Один офицер написал, поздравил другого офицера, которого наградили орденом Красной Звезды, и он по-татарски написал арабской графикой стихи, такие бесхитростные, но интересные. У нас была пресс-конференция, мы рассказали об этом и в Донбасс отправили перевод. Оказалось, на фронте люди писали стихи. Тот, кто писал стихи, он погиб в этом рейде, а тот, кому были посвящены, Мустафин, он остался жив, он умер уже в 80-е годы.
- Мы должны понимать, что были у людей чувства, что это были живые люди, они домой писали письма, друзьям посвящения.
Н.С.: А были и поэты-фронтовики, которых мы знаем. И Мустай Карим…
Р.Р.: И наши башкирские поэты пошли на войну. Поэтому стихи Мустая Карима очень правдивые – человек пережил это все.
Н.С.: А они дружили много лет с Константином Симоновым…
Р.Р.: Константину Симонову надо отдельно ставить памятник. Ему и есть памятник. Это человек, который возвращал солдатские мемуары. У него была передача, ее потом закрыли, но в 60-е годы он ее успел сделать – записал очень много воспоминаний еще живых ветеранов, именно солдат. Это очень интересные вещи. Их показывали, потом запрещали. Запретили, когда он снял интервью маршала Жукова. Его показали два года назад впервые. Симонов ему задает вопрос: вы всю войну прошли, какой был самый страшный день войны? И Жуков отвечает, что самый страшный день войны был 15 октября 1941 года, когда он был назначен оборонять Москву, сел в машину и поехал по Минскому шоссе. Он ехал, ехал, а никого не было, никаких войск. Его остановили два милиционера, мол, товарищ, туда нельзя, там немцы, а мы тут с пистолетами охраняем… А где войска? Нет войск. И я понял, говорит Жуков, что немцы вот сейчас сядут и просто покатятся в Москву. И это был самый страшный день. Вот такая была правда войны. Вот такие вещи.
Как 170-я и 186-я дивизии из Башкирии сорвали план фашистского блицкрига
Н.С.: Возвращаясь к 170 стрелковой дивизии. В Стерлитамаке, откуда вы родом, есть отряд "Обелиск", поисковики.
Р.Р.: Да, они выезжают на места боев этой дивизии. Это сейчас почти что государственная граница наша в районе Великих Лук. И ведут там поисковые работы. Несколько лет назад поставили там мемориальную плиту, хотим поставить памятник. Памятник двум дивизиям, не только 170-й. Из Уфы уходила в это же время 186-я дивизия. Они вошли в состав 22-й армии генерала Ершакова, держали Себежский укрепрайон, то есть это старая советская граница. Там была еще 184 дивизия из Свердловска.
Суть подвига 22 армии в чем? Там 170 дивизия два раза попадала в окружение и пробивалась, выходила. Немцы удивлялись, как они так собираются и опять пробиваются. А потом еще Великие Луки освободили (первый город, который освободили в июле 1941) и его держали целый месяц, до конца августа.
- И вот здесь они сорвали план блицкрига. Это четко подтверждено по документам. У немцев был план блицкрига по дням, а вот после того, как 22-я армия сидела здесь гвоздем и не пускала никого, практически вся погибла, но не пустила, она сорвала план блицкрига, и командование смогло подготовиться к Смоленской оборонительной операции.
Это первый был успех, когда не отступали, в окружении бились. Вот это сделала Уральская армия. И это был подвиг 170-й и 186-й. Это тоже очень большая заслуга этих людей. Многие попали в плен, многие пропали без вести.
- У нас около 30 тысяч из Башкирии ушедших на фронт и пропавших без вести – это, скорее всего, солдаты 170-й и 186-й дивизий.
Потому что учета там не было, архивы сгорели – в окружении были. Туда еще люди пошли по сборам. Сначала были сборы объявлены, и многие еще не приняли присягу, они там на фронте принимали, а здесь они пошли по спискам советских комсомольских, партийных организаций. То есть они еще здесь в мобресурсах не завязаны были в военкомате. Их искать негде. А документы погибли.
О силе землячества
НС. Прошел 4 мая форум "Атайсал", там есть лозунг такой, который подчеркивает силу землячества…
Р.Р.: У нас ведь и Год полезных дел для малой родины.
Н.С.: Да. Здесь же тоже земляки воевали. Может быть, сила землячества помогала тоже вот так держаться? Стыдно, наверно, как-то не так себя вести, когда тут ребята свои, тебя все знают.
Р.Р.: Возможно, это и так. Вообще, конечно, сила землячества играла свою роль. Я вот могу сказать по примеру другого уже соединения, но тоже относится к нашей родине, и к нашей малой родине. Это Уфимский пехотный полк, чью историю я пишу, и у меня книга в этом году выходит, расширенное издание в "Китапе", "История Уфимского пехотного полка", это эпоха наполеоновских войн. А полк стоял здесь, и большая часть солдат и офицеров были родом отсюда, то есть с Оренбургской губернии. Они вместе служили и вместе воевали. И понятно, что это были земляки. Они впервые в жизни вступили в бой, когда была оборона Смоленска. И офицер с удивлением пишет, что вот эта Сибирская (они называли ее Сибирской) дивизия, люди в первый раз вышли на войну, но так героически бьют французов, идут в контратаки! И на Бородино то же самое происходит: подвиг на подвиге, и все время подвиги. А это земляки. Тоже это играло свою роль.
Н.С.: Интересно, как сегодня сила землячества проявляется. Проявляется ли?
Р.Р.: Конечно, проявляется! Во-первых, мы контактируем с нашими ребятами, которые учатся в вузах других городов, в первую очередь, в вузах Москвы и Петербурга. Чтобы подготовленные на хороших специальностях люди приехали к нам. Это очень важно. Понятно, что все делают свой выбор, но мы показываем, что в республике будет для вас поле деятельности, работа и все остальное.
Сила землячества проявляется и в том, что мы сейчас, например, когда работаем на СВО, наши ребята, добровольцы, мобилизованные, поддерживают друг друга, и республика их поддерживает. У нас обратная связь очень хорошо налажена.
- И все говорят, что вот – это Башкирия, это башкиры! Там все они у нас "башкиры", хотя там и русские, и татары, и марийцы – все. И это очень важно и для тех, кто там находится на линии огня, и важно для нас.
Сила землячества проявляется еще и в другом. Там же у нас есть ребята, которые работают в госпиталях, наши врачи-добровольцы, и есть еще наши строители. Число строителей у нас будет потом увеличиваться, потому что боевые действия рано или поздно закончатся, нам надо будет восстанавливать и интегрировать эту территорию, помогать.
И у нас еще есть одно такое землячество. Когда я был в Донбассе, у меня был классный час, "Урок мужества" в Петровском. И я с шестиклассниками встречался, про генерала Шаймуратова им рассказывал. Оказывается, уже многие школьники ездили к нам, в пионерский лагерь либо отдыхать на каникулы. Я спросил, понравилось ли им в Башкирии. Они говорят, да, понравилось, и природа красивая, и вообще здорово, такая красивая мирная жизнь, когда же у нас так будет. Я им говорю, если будете хорошо учиться и работать на своей земле, у вас будет еще даже лучше, еще мы приедем смотреть, как у вас все здорово. Это, говорю, зависит только от вас, ребята, стоит только захотеть! Только захотеть – и в России все можно сделать!
Потом я их спрашиваю, а что вам больше всего понравилось? Они говорят: "Нас встречали министры!" Это их потрясло до глубины души. Их никто нигде никогда так не встречал.
- Я им сказал, что теперь их школа носит имя Шаймуратова, что для нас – это святая земля, здесь похоронены наши бойцы, наш генерал здесь лежит – теперь это тоже наша земля. Она ваша, луганская, но она уже и башкирская. И вы теперь – наши земляки, и мы будем с вами вместе поднимать нашу и вашу землю.
Наша Башкирия – для вас, приезжайте, отдыхайте, живите, работайте, учитесь у нас, а ваша луганская земля для нас дорога – она полита кровью наших ребят, она для нас уже тоже очень родная, и мы ее никому не отдадим, мы будем ее поднимать и развивать, поэтому теперь мы с вами тоже земляки. Вот такое землячество тоже идет.
Н.С.: Духовное землячество.
Р.Р.: А вот я бываю в Крыму. Белогорский район – это тоже наши земляки. Мы ведь некоторое время курировали Белогорский район, помогали очень серьезно, строительство там было, и очень много чего мы сделали для развития этого района. Сейчас этот район нормально развивается. Вообще, Крым хорошо развивается, там все идет прекрасно. Я специально езжу, смотрю, с людьми встречаюсь, в район заезжаю, разговариваю с администрацией. И они теперь тоже наши земляки! Они сами говорят, что мы земляки, они сюда к нам тоже приезжают, потому что уже наладилось такая связь.
- И для нас, для нашей республики, вот еще одна земляческая территория – Белогорский район Крыма.
И таких площадок много. Ханты-Мансийский округ, где наши ребята работают на этих предприятиях в Сибири. Тоже по сути элемент землячества.
- Вот если мы будет воспринимать это так, и будем понимать, что это все – наша зона ответственности, наши дела, наша жизнь, тогда мы будем развиваться еще лучше.
О полезных делах и малой родине
Н.С.: Вы уже сказали, что у нас идет Год полезных дел для малой родины. Вы родились в Стерлитамаке, Рамиль Насибуллович. Для вас малая родина – это тоже широкое понятие или все-таки родной Стерлитамак?
Р.Р.: Для меня малая родина – наша республика.
- Я, наверное, уже все-таки уфимец, я прикипел к Уфе, я ее очень люблю.
У меня есть четыре любимых места, я там стараюсь каждый год бывать, это моя какая-то часть что ли. Уфа – это понятно, я в ней живу. А еще Петербург, Бородинское поле, Севастополь и Москва. Москва – в силу моих научных дел, там много архивов, где я работаю, я там должен быть всегда. Севастополь – это город, который когда-то освобождал мой отец, я там бывал еще в советское время с отцом. Это город русской славы, он тоже очень интересен. Петербург – это столица культурная. А малая родина – это республика.
Я много езжу по республике, я хорошо ее знаю, практически во всех районах я бывал, я прекрасно знаю, чем районы живут, какие там есть вопросы и проблемы. Конечно, для меня очень важно, чтобы наша республика процветала. Это и есть прекрасный наш шанс, данный и природой, но самый главный наш шанс – это наши люди. У нас очень хорошие люди. Трудолюбивые. Много чего есть у наших людей. Нам надо с толком работать и выйдет хорошо все.
Н.С.: Москва – одно из любимых родных мест для вас. Вы не только и.о. председателя Общественной палаты РБ, но и член Общественной палаты России. Я так понимаю, что в Москве тоже собираются члены Общественной палаты?
Р.Р.: Да, мы собираемся, но не так часто, большей частью – через электронные сети в режиме видеоконференций.
- Кстати, я член комиссии по высшему образованию и науке. И вот по поводу западного влияния на наш образовательный процесс будем сейчас разбираться.
Потому что заимствовать что-то надо, полезно, экспорт хороших вещей он идет. И, например, Петр I, как говорится, все, что сделал, и с Запада заимствовал, было очень полезно и нужно. Но бывает, что-то заимствовать не надо. Самое главное, когда мы что-то делаем, надо разобраться, что мы делаем и для чего.
Система образования у нас была немецкая: факультет делился на кафедры, кафедра – основа, там специализация идет и так далее. А взяли англосаксонскую систему, не кафедральную, а департаменты вместо факультета, и там кафедры не самое главное. В США – английская система, там по-другому идет курс обучения. Но чем был плох немецкий вариант? Немцы в плане науки в 18, 19, начале 20 века – передовики. Вся наука делалась немцами, гуманитарная, в первую очередь. За другие не буду отвечать, поскольку в области физики, химии я не большой специалист, а вот в области философии, истории, географии, языкознания все оттуда шло. И мы заимствовали эту систему, как и академическую систему – Академию наук. И Петр пригласил немецких профессоров. Если мы оттуда пошли, работали в этом направлении, зачем надо было менять одну западную систему на другую? Ее не в Рязани придумали и не в Тобольске, зачем надо было менять одну на другую? Ну, вот поменяли.
- Есть вещи, которые, может, не надо было заимствовать. И сейчас надо, наверно, просто сказать, что, ребята, вот это мы делать не будем. А вот это – будем делать. А вот это – наша оригинальная разработка, мы это делаем.
У нас очень сильный матфак нашего Уфимского университета науки и технологий, математический факультет – один из сильнейших и в Советском Союзе был и в России. И у нас очень много выпускников уехали в 90-е годы, в 2000-е в Америку. И с некоторыми я общался и общаюсь. Они сейчас вернулись, работают в "Сколково", очень серьезные люди, умные, молодцы, программисты хорошие. И они преподавали там, работали в США. Я их спрашивал, кто там работает. Они говорят, что все программисты там основные – это русские и индийцы. Две группы программистов, которых американцы используют, дают, понятно, зарплату и все прочее.
Я хочу сказать, что у нас не глупые люди. Именно здесь вот, в Башкирии, матфак – очень сильный, он готовил и готовит, уверен, таких вот людей. Это очень высокий уровень. Его надо поддерживать. У нас, например, биофак очень сильный. У нас он занимает в негласном соревновании третье место среди университетов (первое место – биофак московский, второй – казанский, третий – уфимский, башкирский). Так сложилось исторически. И наши участвуют в генетических разработках мировых – это сильно, это хорошо. И я знаю, что ФИРТ, который сейчас от Авиационного стал частью нашего университета, – это тоже очень серьезная структура.
- Не надо говорить, что мы кривые-косые, нет! Мы нормальные. Просто надо дать людям возможность работать… Есть кому у нас преподавать, и есть, что преподавать. Может быть, от каких-то вещей, которые нам мешают, надо отказаться. И разумно использовать все лучшее, что накопано за рубежом.
Также в интервью (цитаты):
"Мне смешно слушать чиновников, которые говорят, что история – это про древности…"
"К сожалению, история в последние десятилетия стала политикой…"
"Я общаюсь со многими товарищами из-за рубежа, историками, мы встречались на конференциях. Там есть трезвомыслящие головы, но им просто затыкают рот".
"Рядом с нами были ветераны, фильмы про войну, песни Высоцкого замечательные, литература и все остальное включалось в один поток. Памятники, почитание, отношение к Победе, парады. А теперь ветераны уходят, и нынешняя молодежь их не знает…"
"К сожалению, многие современные режиссеры снимают просто чушь… Не будем забывать, что победил советский народ, все народы. Покажите, пожалуйста, что армия была многонациональная, она была разная, вот это братство солдатское надо показать…"
"Все зависит в большей степени даже не от учебника, а от учителя. Материалов сейчас много. Есть и игры, через это можно. Есть у нас художник Камиль Бузыкаев, он делает комиксы. У него был проект, и я его как консультант курировал, чтобы исторически было достоверно. Вот мы несколько комиксов седлали – про Салавата Юлаева, про Шаймуратова, про Даяна Мурзина. И такой вариант должен заходить. Вот сейчас про "северных амуров" снят фильм, я один из авторов сценария, консультант. Фильм будет интересный, хороший мультик снят. Можно и через это, если это все исторически верно…"
О конкурсе "Отцовская доблесть"
"Это четвертый конкурс. Общественная палата его придумала… Около 30 человек мы награждаем, а лауреатами становится около 300".
"Очень многие организации заботятся о своих сотрудниках, это важно, значит, организация смотрит, что этот человек не просто работает хорошо, а у него еще и семейная жизнь хорошая".
"Для нас важны отцы, которые дают чувство гражданственности, увлекают детей своих, дворовых, поселковых. Те, которые воспитали или воспитывают и показывают важный такой пример".
"У нас республика многонациональная, многодетная (особенно в сельской местности очень много многодетных семей), очень дружная, трудолюбивая, спортивная и музыкальная".
"В других республиках тоже есть конкурсы, но вот такого масштаба и такого уровня – только у нас".
О юбилее Уфы
"Юбилеи нужны хотя бы потому, что осваивается определенное финансирование и много чего происходит: ремонтируются дороги, парки реконструируются, строятся новые объекты. Под юбилей даются деньги".
"Очень важно обратиться к истории города. Уфа имеет очень большую интересную историю. И мы должны понимать, что есть очень много вещей, о чем нам надо рассказать людям, и о чем нам надо самим знать. Надо сделать так, чтобы развивалось краеведческое движение. Чтобы люди знали историю своего города, своего района городского. И это есть наша память, наша малая родина, мы с ней связаны".
